Внучка народных депутатов
Я родилась 6 августа 1981 года в селе Бижбуляк – это районный центр в Башкортостане, достаточно крупный населённый пункт. «Бижбуляк» в переводе означает «пять подарков», и этими «подарками» были пятеро братьев, которые когда-то приехали на это место и основали поселение. Все мои корни там.
Мои дедушка и бабушка по папиной линии, Серафим Емельянович и Софья Дмитриевна Пугачевы, были народными депутатами. Меня назвали в честь бабушки, а ещё, говорят, через поколение многое передаётся по наследству. Так что, возможно, моя работа депутатом как-то была предопределена.
Отец мой по образованию педагог, физик-математик, но в школе он работал не слишком долго: ещё в 1980-х ушёл в нефтедобывающую промышленность на инженерную должность. Мама – врач-педиатр, работала в районной поликлинике. Нас в семье было двое: брат младше меня на три года.
Наше башкирское село было достаточно большим – в то время около восьми тысяч жителей, а в районе – около 25 тысяч, сейчас, правда, уже поменьше. Инфраструктура была очень развита: поликлиника, детский сад, школа, клубы – всё это было тогда и сейчас ещё живо. Наша семья жила в частном доме, мы держали птицу, свиней, и я в этом принимала непосредственное и обязательное участие: и грядки полоть, и коров пасти, и на сенокосе помогать – с этим всем я знакома с детства.
В Сибирь и обратно
В Башкирии мы прожили до моего четвёртого класса, а потом переехали в Сибирь. Было самое начало 1991 года, январь. Денег стало не хватать, и родители поехали на Север в поисках большего заработка. Это был молодой посёлок Лянтор в Сургутском районе Тюменской области. Отец работал в нефтянке, мама снова устроилась педиатром – начала в городскую поликлинику, потом вела санаторно-курортные детские сады, а потом вообще обслуживала детские сады и школы.
Каких-то особых трудностей, связанных со сменой места жительства и школы, я не помню. Конфликты были, но они были связаны с другим обстоятельством: я всегда была защитником слабых. В классе всегда обнаруживаются «изгои» и «авторитеты», аутсайдеры и лидеры, и я становилась на сторону слабых. А это означало конфликт с «авторитетами».
Ещё в начальной школе я увлекалась рисованием, начинала учиться и в музыкальной школе, но после переезда в Сибирь пришлось музыку бросить – инструмента не было. Что ещё? Активно участвовала во всякой внеурочной деятельности, в школьных мероприятиях, концертах: читала стихи, какие-то песни исполняла – переделки собственного сочинения.
Техника мне была близка всегда, и я даже не сомневалась, что поступать буду в вуз технической направленности. Получать высшее образование я поехала обратно в Башкирию, поступила в Уфимский государственный авиационный технический университет на факультет авиационных приборов, специальность – электрооборудование летательных аппаратов. В моей группе был 31 человек – и только четверо, включая меня, девочки. На моём факультете какую специальность ни возьми – картина была примерно такая же.
Ещё в студенчестве я начала работать: все проходили практику, один-два раза появившись, а я серьёзно к этому вопросу подошла – мне стало интересно. На старших курсах занималась научной работой – исследованием авиационных систем зажигания. Мой диплом был связан с тем, как эти системы ведут себя в разных условиях. Исследовательскую часть нарабатывала в конструкторском бюро в Уфе.
К слову, авиазавод и авиационный институт в Уфе появились во время Великой Отечественной войны: предприятия были эвакуированы из Рыбинска. Моё КБ, где я собирала данные для своего диплома, проектировало системы зажигания для авиапромышленности, в том числе для военных самолётов, так что с допуском в лаборатории всё было серьёзно. Защитилась я с отличием.
В производство
Я окончила университет в 2003 году, и меня взяли инженером-технологом в научно-технический центр Уфимского агрегатного производственного объединения. В этом центре работали технологи, которые запускали в производство новые изделия. Вот конструкторы придумали какой-то электрический двигатель, а технологи с нуля внедряют его в производство: сначала опытные партии, потом лабораторные испытания, заказ всей оснастки и приспособлений, которые понадобятся для производства, отладка. На испытания одного изделия обычно уходил год. Я вела три цеха – два электромеханических, где шла намотка якорей, статоров, и один сборочный, где уже собирали изделие полностью.
Работа мне нравилась, но не нравилась система, оставшаяся с советского времени, когда не так важно, чем ты занимаешься, но ты обязан отсидеть от звонка до звонка. От восьми до пяти – при любых условиях. Не было возможности самой регулировать свою деятельность. Вот это мне было непонятно: если я сделала свою работу, зачем просиживать штаны? Я могла бы делать что-то ещё, но была обязана отбывать часы.
Доставали бюрократические трудности, помехи. Когда я пришла на эту работу, все технологические процессы ещё писали на кальках и сдавали эти кальки в архив. Только-только начинался переход на электронные носители. Пошла компьютеризация, поставили программное обеспечение, меня отправили на обучение в Воронеж – к разработчикам этого продукта. И вот, значит, информатизация: я приношу в архив те же технологические процессы, распечатанные на бумаге, плюс электронную версию. А у сотрудников архива в инструкции написано, что всё должно быть сдано на кальке – и точка, «мы не можем у вас такое принять». Эти вопросы решали на уровне руководства, и решали долго и сложно, хотя удобство было очевидное: удобнее работать с материалами, базами данных. Но система была неповоротлива, как любая большая система. Мне показалось, что я могу работать больше и лучше, и жалко было тратить время на решение такой волокиты.
В общем, через два года я ушла на должность инженера-электрика третьей категории в ООО «Генпроект». Проектная организация, как можно понять из названия. Её профилем было гражданско-промышленное строительство, здесь занимались проектированием общественных зданий, жилых домов, торговых центров. Другая компания, другой подход, современный. Увлечённые, творческие люди. Здесь я чувствовала себя совсем иначе: оптимистичный, живой, настоящий коллектив. С этими людьми было интересно общаться и на работе, и вне её.
Ещё два с половиной года спустя мне предложили новую работу – тоже связанную с проектированием, но уже в нефтяной промышленности. Более серьёзная и требующая большей ответственности задача. Мне было интересно, как я смогу справиться с ней. Я занималась примерно тем же, чем и на предыдущей работе, – проектированием систем электроснабжения, но уже для нефтяных месторождений.
А через полгода я поехала в конный поход по Башкирии и познакомилась там со своим будущим мужем.
Неслучайная случайность
Мой будущий супруг в момент нашего знакомства жил в Петербурге и – кто бы мог подумать! – совершенно случайно приехал в Башкирию. Ближе к Питеру, видимо, ничего подобного не нашлось.
В течение года мы общались: я приезжала к нему в Питер, были какие-то совместные поездки, и наконец мы решили, что пора как-то объединяться, быть ближе друг к другу. Вариантов этого «объединения» было несколько, в том числе и «американский».
Да, мой супруг прожил в Америке 11 лет и за это время успел получить гражданство, но так и не смог стать «настоящим американцем». В 2006 году он вернулся в Россию. Что касается меня, то у меня гражданство одно и единственное: российское. В принципе, вариант уехать в Штаты был. Но не для меня, я отказалась от него сразу. Почему так категорично? Просто Россия – моя страна, и я не хочу никакой другой. Здесь мои родные и близкие. Всё, что нужно для жизни, у меня есть здесь. Мне не нужно ехать ни в какую Америку, чтобы почувствовать себя счастливой. Там живут другие люди с другим менталитетом, и мы друг друга до конца не понимаем и вряд ли поймём когда-нибудь.
Выбор между Башкирией и Петербургом был сделан в пользу Петербурга: всё-таки больше возможностей. Но и этот выбор оказался неокончательным.
Роза ветров
Ещё до моего переезда в Питер мы много обсуждали, как бы мы хотели жить, какой хотели бы видеть свою жизнь. И пришли к общему выводу, что просто жить в городе, работать, уходя из дома рано утром и возвращаясь поздно вечером, практически не оставляя времени на семью, частную жизнь, – это не наше. Так появилась идея переезда в сельскую местность.
При выборе направления деревенской «миграции» мы руководствовались достаточно простыми критериями. Хотелось, чтобы это было место недалеко от Петербурга и Москвы, чтобы близость больших городов не мешала, но чтобы можно было туда доехать. Обращали внимание на близость какого-то культурного центра (и в Псковской области Пушкинские Горы были серьёзным аргументом). Хотелось, чтобы рядом были река или озеро, чтобы вид радовал глаз, был бор с грибами и ягодами. И чтобы это было место не посреди крупного населённого пункта. Нам было важно чувствовать свою свободу на определённом участке территории – и в то же время ответственность за этот кусок земли и всё, что на нём находится.
В 2009 году мой будущий супруг приехал за мной в Уфу, мы погрузили мои пожитки в машину и поехали. У нас было несколько адресов в разных частях Псковской области: Новосокольники, Бежаницы, Пушкинские Горы, Новоржев. В Новоржевском районе договорились посмотреть дом в первой от трассы деревне.
Этот дом нам не очень понравился, и мы просто решили проехать чуть дальше по этой же дороге. Деревня Лябино оказалась открытием. Хозяин одного дома год назад умер, и этот дом стоял словно в ожидании чего-то: наследники жить здесь не собирались, планировали выставлять дом на продажу, но ещё не сделали этого, а мы его уже нашли. Связались с наследниками, оформили сделку, и в 2010 году он стал нашим.
Это такой волшебный момент узнавания: когда мы увидели это место, мы поняли – это именно то, что нам нужно.
Дом этот был на краю деревни, на холме. Внизу за участком – озеро. Даль, лес, всё зелено. Сам дом – старенький, послевоенной постройки, даже без фундамента – на камешках. Мы привели его в порядок: отмыли, почистили, старые обои ободрали. Дом задышал, стало уютно. Сначала даже думали, что будем этот дом восстанавливать. Но из-за его конструктивных особенностей отказались от этой затеи: жить хотелось комфортно, со всеми удобствами. Но он нам прослужил два года верой и правдой: мы жили в нём, пока строили новый дом.
В общем, первые два года с ранней весны и до поздней осени мы были заняты стройкой, погружены в работу с утра до вечера. Строили своими силами, вдвоём, нам только крышу покрыли и печку положили: печка – дело серьёзное. Достраивал муж один – я уехала из старого дома на роды и вернулась в новый с сыном.
Деревенская дорога
Первым поводом во что-то вмешаться, что-то сделать была дорога. Когда мы приехали, дороги в деревне практически не существовало. Мы ездили в объезд по полю. Сама деревня в плане напоминает подкову, и вот мы со своего конца выезжали в поле и по другой стороне этой «подковы» выезжали, куда нам надо. Собственно деревенская дорога была непроезжая: там торчали такие булыжники, что лучше и не соваться. Мы обратились в администрацию Вехнянской волости, где главой тогда была Галина Константиновна Петрова. Спланировали работы, стали делать. В одном месте насыпали гравий, в другом – постепенно дорога стала лучше. До сих пор продолжаем её поддерживать, подсыпаем каждый год.
В 2014 году появился новый повод. Нашу волость, Вехнянскую с центром в деревне Вехно, решили объединить с Оршанской с центром в Орше. Объединили всё равно, несмотря на все суды. Последствия для жителей понятные: доступность администрации, конечно, снизилась. Глава волости периодически приезжает в Вехно, ведёт приём, но расстояния между населёнными пунктами в пределах такой объединённой волости больше, объехать всё сложнее, и обязательно какая-то деревня пострадает от недостатка внимания.
Финансирование тоже было сокращено: глава один, на содержание администрации требуется меньше ресурсов. Нам всё говорили во время объединения, что эти деньги освободятся, и мы сможем их направить на свои нужды, но на самом деле это не так. Есть нормативы отчислений, нормативы бюджетной обеспеченности, и я насчитала, что финансирование сократилось примерно на 500 тысяч – это на тот момент. Для волости это колоссальная сумма, учитывая мизерный бюджет. На эти деньги много чего можно было бы сделать. У нас нет освещения, нет детских площадок – только то, что спилили в Новоржеве и прислали в волость. С советских времён ещё конструкции. Установили, покрасили, и считается, что вот детская площадка. Конечно, никакие требования безопасности тут не соблюдаются.
Согласие на объединение волостей – это решение депутатов местного Собрания. После войны против объединения волостей стало понятно, что если в Собрании будет человек, действующий не по указке, а исходя из интересов жителей, то ещё существующую инфраструктуру на селе можно будет сохранить. Можно будет не дать закрыть детский сад или школу. И это был основной аргумент для того, чтобы попробовать стать депутатом в волости. И я приняла участие в выборах. Моё выдвижение поддержало Псковское региональное отделение партии «Яблоко».
«Законодательство написано таким образом…»
Итак, в 2015 году я была избрана депутатом волостного Собрания, хотя ещё за год до этого момента и не представляла, что дело может так повернуться. Депутат – очень ненормированная должность. У меня это превратилось фактически в работу, урочную и сверхурочную. Понятно, что подобного опыта у меня до сих пор не было.
Приходилось разбираться во всём – много читать, искать информацию, перелопачивать документы от местных уставов и нормативных актов до федеральных законов, чтобы найти ту зацепку, которая поможет решить конкретную проблему, составить обращение. Законодательство у нас написано таким образом, что почерпнуть всю информацию в одном законе невозможно: полным-полно перекрёстных ссылок, и по каждому случаю находился дополнительный документ или подзаконный акт, который тоже нужно изучить, иначе не разобраться.
Вначале по каждой проблеме приходилось поднимать очень много информации: все они были отдельными «вещами в себе». Уже потом я стала видеть закономерности, системные ошибки, наработала какие-то шаблоны для решения похожих проблем. В основном я разбиралась сама, в особо сложных случаях обращалась за консультацией к Льву Марковичу Шлосбергу, руководителю регионального отделения партии «Яблоко».
Большинство вопросов касалось жилищно-коммунальной инфраструктуры: те же дороги, капитальный ремонт (в Вехно есть двухэтажные многоквартирные дома), водоснабжение. Я переживала и продолжаю переживать за детский сад и школу.
С 2011 года в Вехно осталась только начальная школа, объединённая с детским садом, и в пристройке, где располагались дошкольные группы, стала протекать крыша. Два года ничего не могли сделать, а когда наконец сделали – оказалось, что крыша всё равно протекает, как и до ремонта. И в конце концов пристройку закрыли, а дошколят перевели в основное здание. Очень «хозяйский» подход: деньги потрачены, а здание всё равно невозможно использовать.
Были ещё вопросы разнообразных расчётов: я помогала разобраться с налоговыми платежами, со взносами за капитальный ремонт. Например, людям, проживавшим в муниципальном жилье, приходили квитанции на оплату этих взносов, хотя их должен оплачивать собственник, то есть муниципалитет.
В 2017 году я снова приняла участие в выборах – на этот раз в Собрание депутатов Новоржевского района. По большому счёту разница только лишь в расстояниях и в количестве людей на территории. А что касается проблем, то люди сталкиваются с одним и тем же. Что происходит в моей волости, то происходит и в других.
К тому моменту у меня уже возникло понимание, что все эти проблемы – системные и полностью зависят от действий или бездействия районной администрации. Волость, конечно, всегда ближе к людям, даже после объединений, но у администрации волости очень небольшие полномочия и возможности.
В районе другая картина. Там другие полномочия и другие деньги, но есть много вопросов, как эти средства используются. И я вижу, что здесь можно работать иначе — так, чтобы это было не простым «освоением», а приносило пользу людям и делало их жизнь более удобной, а кое-где для начала просто возможной.
Записала Ольга ВОЛКОВА.
